«В 1949 году, — объясняет Николай Карабинович, — моего прадеда, грека, репрессировали и депортировали в Казахстан. Об этом я слышал много рассказов от своего отца, который никогда не видел его и лишь по рассказам матери знал эту историю. Отец всегда хотел поехать на могилу прадеда, и я решил осуществить это вместе с ним». Таковы биографические обстоятельства, призвавшие к жизни эту работу, в то время как ее создание стало событием в биографии ее автора — событием, которое, в свою очередь, стало частью его работы.

Первым шагом здесь стало сотрудничество с живущим в Берлине музыкантом Юрием Гурджи, которого художник попросил сочинить песню в своеобразном стиле рембетика, сложившемся в Греции в 20–30-х годах ХХ века, после так называемой Малоазийской катастрофы (геноцида греков Понта и Анатолии). А затем он отправился в путешествие в Казахстан, в село Шелек (Чилик), в котором со времен Второй мировой войны проживали депортированные греки, чеченцы и немцы. На его окраине на одиноко стоящем столбе он установил громкоговоритель, из которого посреди безмолвной степи зазвучала песня Юрия Гуржи.

Своему произведению Карабинович дал значимое название, восходящее к Ветхому завету, к 3-й Книге царств. В ней «голос тонкой тишины» явился пророку Илье на горе Синай в виде «веяния легкого ветерка», что, разумеется, есть не что иное как глас Бога, говорившего с ним в молчании.
Однако этому событию предшествовали три других — сначала был ветер невиданной силы, «раздирающий горы и сокрушающий скалы», затем все сотрясающее землетрясение, а начало всему положил всепожирающий пожар. Все эти три божественных явления — как уверяют теологи — соотносимы с тремя ипостасями духовного опыта, где ветер суть волевая устремленность к божественному снисхождению, землетрясение — дрожь и трепет его ожидания, а огонь воплощает собой пламя любви, что есть сокровенная суть божественного. Вся эта теологическая конструкция замыкает в единый круг катастрофы, тяжкие испытания, страсти и просветление, где последнее невозможно без трех предыдущих ипостасей. Такова теология события и его структуры.

Событие, однако, — явление экстраординарное. Свершившись однажды в жизни человека или человечества, оно надолго потом определяет собой дальнейшее течение жизни, становясь опорной точкой, относительно которой мы определяем себя в становлении настоящего. Великие революции или грандиозные драмы (Холокост, депортации, геноцид) — сохраняя им верность, мы уберегаем их от забвения, сохраняем способность извлекать уроки. При этом, как указано в примечании к русскоязычному переводу статьи Алена Бадью «Что такое любовь?», «верность — это одновременно и верность событию, и верность себе как субъекту — если субъект прекращает запрашивать ситуацию, он исчезает» (перевод с французского С. Ермакова). Поэтому «голос тонкой тишины», то есть голос молчания может услышать лишь тот, кто «достиг молчания внутри себя». Поэтому верность событию предполагает духовную дисциплину и внешние ритуалы. Вот почему Николай Карабинович совершил паломничество в село Чилик и оставил там своей след — след верности месту и свершившемуся там событию.

Виктор Мизиано


С каждой станцией наш все длинней караван.

Выселенцев везут в Казахстан.

За вагоном вагон, нам уже не помочь

Ночь и день, день да ночь, сутки прочь.


Ты услышишь мой крик из поселка Чилик.

Эта песня — мой след, а меня больше нет.

Безнадежный тупик. Одинокий старик.

Тихий призрак поселка Чилик.


Все же надо быть честным, хотя бы с собой —

Я не знаю, вернусь ли домой.

Мы останемся здесь, наше дело — табак,

Ураган покрыл наш очаг.


Ты услышишь мой крик из поселка Чилик.

Эта песня — мой след, а меня больше нет.

Безысходный тупик. Обреченный старик.

Белый призрак поселка Чилик.

Николай Карабинович